3 декабря 2015 года в рамках III Международного Молодежного форума «Наследники» доктором филологических наук, профессором кафедры литературы Псковского государственного университета И. В. Мотеюнайте была прочитана публичная лекция, посвященная Году литературы в России (Актовый зал корпуса на ул. Некрасова, 24).

Год литературы

2015 год объявлен в России Годом литературы. Этим актом утверждалась важность литературы в жизни общества, ее социальная значимость.

Для России роль литературы была особенно важна. В силу исторических причин русская культура долгое время была литературоцентрична. Это значит, что художественная литература занимала центральное место в русской культуре, а остальные виды искусства – театр, музыка, кино, живопись и другие – в какой-то мере были ей подчинены. Литературные сюжеты и герои для русского человека важнее, чем сюжеты и герои других видов искусства. Например, все русские знают, что мы имеем в виду, когда называем кого-то Обломовым, Плюшкиным, Митрофанушкой, Иудушкой, дядей Стёпой, Незнайкой, Печориным и т.п. Все русские знают, кто такая «тургеневская девушка». Конечно, имена нарицательные пришли и из других видов искусства (например, три богатыря и умирающий лебедь), но их гораздо меньше.

Тому есть исторические причины. В XIX веке литература была почти единственным способом выражения гражданского самосознания. И, по словам поэта И. Бродского, чуть ли не единственной формой защиты личности от порабощения государством. На XIX век приходится расцвет «толстых журналов», где печатались все писатели, которых мы читаем и по сей день. Литературовед П. Палиевский справедливо утверждал, что «русская классическая литература, по стечению разных обстоятельств, взяла на себя роль, которую в других европейских странах выполняли философия, социология, политика и иные формы общественного сознания… Художественный образ позволял говорить обо всех проблемах вместе, не расчленяя их, был наиболее близок к жизни… Он был понятен большинству».

Когда мы говорим «русская литература», мы не имеем в виду пласт развлекательной литературы, цель которой – развлекать, отвлекать от проблем. Русская литература – это серьёзные авторы, которые пишут серьёзные романы, поднимающие серьёзные проблемы. Это Пушкин, Гоголь, Толстой, Достоевский. Основная черта русской литературы – вовлеченность в решение всех проблем и всех вопросов: поиска истины, нравственного идеала во времена трагических событий, попытки объединения народа вокруг высших духовных ценностей. А духовные ценности русского народа всегда опирались на духовные ценности христианства. Отсюда ее гуманизм. Он акцентирует неповторимую индивидуальность и ценность любого человека, даже «маленького» (вспомним Акакия Акакиевича Башмачкина), поэтому герои обычно не делятся на положительных и отрицательных; показательный пример здесь – Родион Раскольников. Русская художественная литература – это русская философия, наполненная мыслями о вечном, непреходящем. Она всегда занималась проблемами человеческого духа. Даже сейчас, когда мы хотим узнать человека получше, мы спрашиваем «Что ты читаешь?».

В России не было Парламента, где выступали бы разные члены общества по больным, всех волнующим вопросам; очень сложным делом было учреждение свободного печатного органа, они довольно жестко контролировались государством. Приведу пример. Вспомните, где Чацкий произносит свои монологи? Его прекрасные речи о важности личной свободы, о позоре крепостного права, о необходимости уважения к национальным традициям звучат в пространстве, кажется, совсем не предназначенном для политических выступлений: в частной беседе в доме Фамусова и у него же на балу. (Представьте сегодня подобное в клубе, это было бы странно). Просто сегодня для этого есть множество общественных площадок: от зала заседаний Государственной Думы, или многих общественных и частных СМИ до, естественно, интернета, социальных сетей.

В России же до 1990-х годов литература была важнейшей общественной трибуной. Писатели отражали боли и проблемы своей эпохи. В XIX в. это пути исторического развития России; проблемы свободы, неизбежно сопряженной с ответственностью; сложности социальной адаптации одаренного, умного и, сейчас бы мы сказали, амбициозного человека. В связи с этой проблемой русская литература создала специфический тип «лишнего человека», это Онегин, Печорин, Рудин, Обломов, в своеобразном преломлении сюда же можно отнести и Раскольникова.

Другой национально специфичный литературный тип, «маленького человека» родился из понимания несправедливости социального устройства, которая затрудняет и развитие, и даже существование человека, стоящего на низкой социальной ступени. Евгений из пушкинского «Медного всадника», Самсон Вырин из «Станционного смотрителя», Акакий Акакиевич из «Шинели», Макар Девушкин из «Бедных людей» Достоевского – тип человека, способного на высокие добрые чувства; все эти герои – любящие, но настолько бедны и ограничены, что лучшие проявления их души не всегда замечаемы и всегда не вознаграждены. Писатели призывают увидеть человеческую суть за убогой оболочкой и понять, что ценность человека не может определяться статусом; более того, они уверены, что при неравных условиях жизни негуманно требовать от людей одинаково многого. Если жизненные испытания оказываются человеку не по силам, ему скорее нужно сочувствовать, потому что условия жизни очень сильно влияют на человека.

Даже экономические проблемы России отразила русская литература, показав их на примере конкретных ситуаций и героев. Разные способы обогащения и ведения дел мы встречаем у Гоголя, Островского, Лескова (пьеса «Расточитель»), Гончарова, Толстого, Чехова. Исследования этих примеров современными экономистами чрезвычайно любопытны и показывают особенности отношения русских к богатству и бизнесу. В частности, одно из таких исследований говорит о гуманности Лопахина из «Вишневого сада», что было понятно современникам Чехова, обязательно имевшим дело с налогами, а значит, и с банками, закладными и прочими финансовыми операциями, но совсем не очевидно нам с вами.
Традиция горячей социальности русской литературы была продолжена и в XX, и в XXI веке. Например, такие проблемы нашей современности как жизнь человека с ограниченными возможностями или жизнь церковной среды вот уже 20 лет активно осваиваются современными авторами. Одна из популярнейших книг последнего десятилетия – «Дом, в котором» М. Петросян продолжила тему, открытую романом Г. Гальеги – «Черным по белому». В них говорится об инвалидах, которые ощущают себя героями и полноценно живут. Эта тема нова для русского читателя, литература ухватила из воздуха эпохи актуальное, важное именно сейчас.

И история ХХ века написана литературой, но написана по-особенному. Трагическая история деревни в эту эпоху оказалась воссоздана Ф. Абрамовым, А. Солженицыным, В. Тендряковым, В. Беловым, В. Распутиным, В. Шукшиным. Коллективизация и раскулачивание, нищета колхозников и три волны их миграции в город, в результате чего опустела деревня, ослабело сельское хозяйство, но из жизни не ушли важные составляющие национальной культуры как деревни, так и города: потребность в семье, терпение и трудолюбие, доброта и снисходительность к слабому. Все это показано и осмыслено в произведениях многих писателей-деревенщиков. И сегодняшние писатели продолжают эту больную для нашей страны тему, примером чему стал роман Гузель Яхиной «Зулейха открывает глаза», получивший две престижные литературные премии: «Ясная поляна» и «Большая книга».

Очень символично, что год литературы совпал с празднованием 70-летия Великой Победы. Тема войны породила целое направление в нашей литературе второй половины ХХ века. Такого масштаба исторические события, затронувшие каждую семью в огромной стране, естественно отражаются в искусстве, так было всегда. Но в связи с этой темой мне хотелось отметить такую особенность. Сейчас прошедших войну писателей практически не осталось; успели состариться и дети войны (в этом году ушел от нас В. Распутин, 1937 г.р.). То есть биографическая основа для этой темы практически на исходе. Но сама тема не ушла. Она присутствует во всех ответвлениях современной литературы: художественной и документальной, в прозе и в стихах, в реалистической и в постмодернистской. Всего четыре года назад вышел роман старейшего русского писателя Д. Гранина «Мой лейтенант», а в прошлом году издана книга поэта П. Барсковой «Живые картины»; где опубликована проза этого автора и пьеса, название которой дало название книге. Детство и юность писательницы пришлись на конец прошлого века, и ее воспоминания и исследования ленинградской литературной среды пронизаны памятью о блокаде.

Показательно отражение темы войны в произведениях массовой культуры «о попаданцах». Популярный сегодня жанр «псевдоистории» использует одну сюжетную ситуацию: из нашего времени герои попадают в другую эпоху и, пройдя ряд испытаний, меняют ход истории. Авторы показывают, что было бы, если…, как тогда повернулась бы история нашей страны и всего мира. Так вот эпоха, куда попадают герои из нашего времени – это очень часто Вторая мировая война. (Вспомним фильм Андрея Малюкова «Мы из будущего»).

Сейчас в научной среде всего мира, ученые разных гуманитарных дисциплин: психологи, социологи, историки, лингвисты часто говорят о различных травмах. Рассматривая травму на материале русской культуры, исследователи отмечают, что литературный военный материал стал настолько мощным и верным отражением травмы, что он всплывает всякий раз, когда возникает необходимость написать о трагедии. Другими словами, о сегодняшних травмах писатели предпочитают говорить на историческом материале. Дело не только в том, что опыт оказался универсален; но и в том, что наша литература нашла идеальные формы и способы его воплощения.

Литература вообще – мощная форма культурной памяти. Напомню, что в разных вариациях об этом говорили все русскоязычные лауреаты Нобелевской премии по литературе. И Бунин, и Шолохов, и Бродский. Думаю, что если бы Пастернак, которому присудили Нобелевку, от нее не отказался, он тоже, подобно Бродскому, сказал бы о своем смущении, и подобно Солженицыну, о важности памяти. «Но горе той нации, у которой литература прерывается вмешательством силы: это − не просто нарушение "свободы печати", это − замкнутие национального сердца, иссечение национальной памяти. Нация не помнит сама себя, нация лишается духовного единства, − и при общем как будто языке соотечественники вдруг перестают понимать друг друга. Отживают и умирают немые поколения, не рассказавшие о себе ни сами себе, ни потомкам. Если такие мастера, как Ахматова или Замятин, на всю жизнь замурованы заживо, осуждены до гроба творить молча, не слыша отзвука своему написанному, − это не только их личная беда, но горе всей нации, но опасность для всей нации. А в иных  случаях − и для всего человечества: когда от такого молчания перестает пониматься и вся целиком История».

Мне кажется чудесным подарком истории, что в год литературы в России, Нобелевскую премию по литературе получила русскоязычный писатель Светлана Алексиевич. Один из критиков (Андрей Архангельский) назвал этот выбор Нобелевского комитета «сверчуткостью», поскольку «это прежде всего гуманистический сигнал миру».

«Всю свою писательскую жизнь Алексиевич занималась человеком несчастным. Она профессионально занималась человеческим горем, ужасом человеческого существования — не вообще, а именно ужасом существования человека при конкретном политическом строе. Она занималась людьми именно как жертвами авторитарных режимов и войн. Она не отворачивалась от человеческого горя, а шла прямо к нему — и говорила, говорила с жертвами. Все ее книги — это исповеди, свидетельства больных, измученных, страдающих, изнасилованных, проклятых, несчастных людей. Алексиевич говорила о вещах столь страшных и мучительных — о войнах, смертях, потерях, распадах, что сама мысль о том, чтобы это было еще и «гладко» или «концептуально», казалась кощунственной. Чего стоит хотя бы вот эта мысль — из «Времени секонд-хенд»: русский человек много страдал, но у него никак не получается конвертировать это страдание в свободу.

Она обнаружила … тщательную работу над человечностью, работу по преодолению равнодушия, цинизма, неприятия другого. Можно сказать, что Алексиевич конвертировала свой печальный опыт знакомства с бесчеловечностью в сознательный гуманизм — как художественную и этическую позицию. Гуманизм — определяющее в ее писательской и гражданской позиции понятие».

Думаю, что С. А. в данном случае достойно представляет всю русскую литературу.

Русские авторы не просто описывали исторический процесс, с его катастрофами, включая сталинские репрессии и войну, они исследовали его влияние на человека. В своих произведениях и В. Шукшин, и В. Астафьев, и А. Солженицын, и Ю. Трифонов, и А. Битов показали современника в его сложном взаимодействии с эпохой. Они показали, как трудно личности сохранить себя при таком мощном воздействии общества на человека, какое мы имеем в Новейшее время. Но одновременно, они «вскрыли» сильнейший страх одиночества, потребность в понимании, в социализации, в востребованности. И самое главное, что все эти страхи и потребности не отменяют для человека самого главного: необходимости понимать, зачем он живет.

Здесь и лежит отличие литературы от всех остальных сфер человеческой деятельности и от всех остальных социальных площадок. Сейчас социальные проблемы обсуждаются в разных местах: и в законотворчестве, и в публицистике, и в соцсетях. Но проблема смысла индивидуального человеческого бытия там не обсуждается.

В какой-то момент человек любого склада и уровня образования задается вопросом «зачем это все?» Кто-то в такой ситуации может ассоциировать себя с Печориным: «Пробегаю в памяти все мое прошедшее и спрашиваю себя невольно: зачем я жил? для какой цели я родился?.. А, верно, она существовала, и, верно, было мне назначение высокое, потому что я чувствую в душе моей силы необъятные...». Кто-то – с героем «Привычного дела», а кто-то – с астафьевской героиней: «О-о, она теперь понимала совсем вживе, совсем натурально то, о чем когда-то читала и равнодушно зубрила по учебникам, как выживали в тюрьмах-одиночках в цепи закованные герои. Конечно же, они были сами творцами своего могущественного духа, но сотворялся этот дух с помощью таких же сильных духом, способных разделить сострадание… Да хотя бы те же барыньки-декабристки».

С вопросом о себе человек всегда один, сам перед собой. Как-то трудно представить себе подобные размышления, когда они о себе, − на стенах ВК или ФБ. Здесь-то и важна, и нужна литература. Как сказал И. Бродский «Эстетический выбор всегда индивидуален, и эстетическое переживание − всегда переживание частное. Всякая новая эстетическая реальность делает человека, ее переживаюшего, лицом еще  более частным, и частность эта, обретающая порою форму литературного (или какого-либо другого) вкуса, уже сама по себе может оказаться если не гарантией, то хотя бы формой защиты от порабощения. …Чем богаче эстетический опыт  индивидуума, чем тверже его вкус,  тем четче его нравственный выбор, тем он свободнее - хотя, возможно, и не счастливее. Именно в этом смысле следует понимать замечание Достоевского, что "красота спасет мир", или высказывание Мэтью  Арнольда,  что  "нас спасет поэзия". Мир, вероятно,  спасти уже  не удастся, но отдельного человека всегда можно».
С книгой читатель всегда один на один, он перестает быть единицей общества, и становится просто личностью, собой. Это не означает его абсолютной уникальности; люди похожи. И литература концентрирует их опыт. Это, кажется, самое главное в литературе – конденсация человеческого опыта.
Сегодня эпоха литературоцентризма очевидно закончилась, и место литературы в обществе изменилось: из общественной трибуны она стала видом искусства. Но она уже создала «новую русскую мифологию»: «Герои и описанные в литературе жизненные ситуации как бы давали имя и форму окружающей действительности, структурировали ее»; «арсенал новой мифологии активно использовался и в ХХ в., классика оставалась мерилом ценностей, поскольку она больше говорила любому читающему человеку о нем самом, чем официозная литература, а другая ему была просто малодоступна. Это тем более естественно, что только в классической литературе сохранялись традиционные христианские ценности в безрелигиозном обществе. (А.И. Журавлева в статье «Новое мифотворчество и литературоцентристская эпоха русской культуры»). Сейчас наступила новая эпоха; миф уже не творится и уже не влияет. Но литература продолжает жить в новых формах. С удовольствием приведу размышления сегодняшнего молодого человека:

Мне кажется, у самого лютого геймера глубоко внутри сидит тоска по книге. Не зря герои «Скайрима» и «Арканума» бродят по миру, оставляя за собой горы трупов и собирая книжные коллекции. Множество самых разных жанров реализовано в этих играх – те же энциклопедии, травники и лечебники, жизнеописания, путеводители, поэзия и проза. Я как-то пыталась собрать полную коллекцию книг в «Скайриме» - мне это так и не удалось. А ведь чтение книг занимает значительную часть игрового времени у Давакина, Победителя Драконов (протагониста – Н.З.), больше, чем изготовление зелий или создание продвинутого оружия. Персонажи The Sims могут ходить в библиотеку, знакомиться там с другими «книжными червями» и выполнять мечту всей жизни «Профессиональной писатель». Во второй части «King’s Bounty» и «Космических рейнджерах» (что характерно, обе игры русские!) придется проходить длинные текстовые квесты.

Зачем все это? Да все просто на самом деле. Многие геймеры – заядлые читатели. Не все, разумеется. И да, большинство из них если читает, то не Пушкина и Толстого, а фантастику и современную литературу. Но это не столь важно на самом деле.

По современным РПГ и играм других жанров разбросано множество аллюзий и реминисценций, как на произведения киноискусства, так и на литературные шедевры. Невозможно в полной мере насладиться игрой в «Mass Effect», если вы не читали ни одной космической оперы. «Скайрим» - фэнтези в чистом виде. Шедевр «Wolf Among Us» - это пародия на нашу современность, это яд и боль наших дней, где сказочные герои становятся проститутками, не имеющие средств на заклятье, придающее человеческий облик, отправляются на ферму, где богатым наплевать на бедных, влачащих жалкое существование в трущобах, и каждый день, каждый час нужно делать выбор, в результате которого кто-то, но пострадает. Однако чтобы оценить всю красоту, все изящество этого шедевра, нужно быть знакомым с содержанием «Сонной лощины» В. Ирвинга и рассказами Э. По, ведь герои этих произведений станут и персонажами игры. Современные игры – это игры для взрослых, требующие большого культурного и в частности читательского багажа».

Не только в компьютерных играх, но и в фильмах, языке, рекламе, пространстве соцсетей русская литература продолжает жить. В соответствующем указе президента, объявляющем 2015 год Годом литературы, определялась цель этого акта: «В целях привлечения внимания общества к литературе и чтению». В нашей стране механизмы развития и популяризации литературы только вырабатываются. Наиболее традиционные их формы – толстые журналы и литературные премии (существующие и у нас на факультете). В обретении литературой новых, современных форм существования участвуют многие, поскольку люди продолжают быть читателями. Такие формы придумываете и вы сегодня.

И. Мотеюнайте