Н. В. Цветкова

Евгению Абрамовичу Баратынскому – 215 лет!

Евгений Абрамович Баратынский (1800-1844) прожил совсем не долгую жизнь. Будучи «поэтом пушкинской плеяды», он был настолько одинок в конце жизни, что его уход был практически не заметен. Тем более что его последний сборник «Сумерки» (1842) вызвал негативную, почти резкую оценку Белинского, который посчитал идеи его поэзии «ложными» и  отказал ему и в философичности, и в масштабности творчества. Увидев в его поэзии лишь «борьбу с мыслью», критик писал: « …борется с мыслию тот, кто не может овладеть ею, стремясь к ней всеми силами души своей. Эта невыдержанная борьба с мыслию много повредила таланту г. Баратынского: она не допустила его написать ни одного из тех творений, которые признаются капитальными произведениями литературы и если не навечно, то надолго переживают своих творцов» (Курсив мой – Н. Ц.).

Так недальновидно отозвался Белинский о поэте, который имел свой, отличный от критика взгляд на историю человека и человечества и на губительную роль в ней как рационализма науки, так и промышленного прогресса. Белинский же высказал общий взгляд своих современников на поэзию Баратынского. Однако Пушкин, высоко ценивший талант этого поэта, был совсем иного мнения.

Пушкин сказал о Баратынском то, что и сегодня является общепринятой истиной: «Он у нас оригинален – ибо мыслит. Он был бы оригинален и везде, ибо мыслит по-своему, правильно и независимо, между тем как чувствует сильно и глубоко».

Мнение Пушкина разделил единственный современный Баратынскому критик С. П. Шевырев, которому были близки философские мотивы его лирики, а в середине 30-х гг. его размышления  о судьбе поэзии и культуры в надвигающийся «железный век». Не случайно журнал «Московский наблюдатель» (1835-1837) открывался статьей  его  главного критика Шевырева «Словесность и торговля» и стихотворением Баратынского «Последний поэт». И критик и поэт говорят о характере времени: о духе меркантилизма в просвещении и литературе, придавая общенациональное значение этой проблеме. Оба выступают против текучей массовой литературы, рассчитанной только на материальный успех. Шевырев переводит разговор в область публицистики и  критики, Баратынский выступает как поэт.

Мысль о враждебности грядущего капитализма искусству и духовной деятельности поднята в стихотворении «Последний поэт» на философский уровень. И. Л. Альми отмечает: «Поэт рисует картину современного мира – обобщенную и вместе с тем откровенно оценочную. Сгущенность субъективно-оценочных слов и понятий сообщает началу стихотворения остроту, почти публицистическую»:

Век шествует путем своим железным,

В сердцах корысть, и общая мечта

Час от часу насущным и полезным

Отчетливей, бесстыдней занята.

Исчезнули при свете просвещенья

Поэзии ребяческие сны,

И не о ней хлопочут поколенья,

Промышленным заботам преданы.

Обилие оценочных слов относится не столько к  внешним приметам современного мира, сколько к психологии человека этого мира, к «анатомии души», за умение передать которую стихотворение высоко ценит Шевырев.

Поэт поет «благодать страстей», воспевает «любовь и красоту», говорит о «пустоте и суете» науки. Поэту на земле нет уединения, как ему вообще нет места  в меркантильный век. Критик солидаризируется в этом с Баратынским, потому что сущность мира с «корыстью», «насущным», «полезным», изображенная в стихотворении, в статье Шевырева «Словесность и торговля» подразумевается.

В статье «Перечень Наблюдателя», написанной критиком сразу по смерти Пушкина, Шевырев не мог не обратиться к вышедшему в начале 1837 года четвертому тому «Современника», подготовленному самим поэтом. Здесь он подробно писал о последних пушкинских стихах («Была пора, наш праздник молодой…», «Отцы-пустынники и жены непорочны…», «…Вновь я посетил…»), раскрывающих «великие мысли прекрасной души его».

И с той же высокой интонацией критик говорит о стихотворении Баратынского «Осень», опубликованном в журнале Пушкина. Впоследствии оно войдет в сборник «Сумерки», негативно воспринятый Белинским. Шевырев обращается к одному стихотворению, но задача его  более значительна: он пытается проанализировать творческую эволюцию поэта, для него оригинального и интересного.

Критик воспринимает его как представителя пушкинского круга и при этом как поэта, имеющего свой особый путь развития. Занимающийся серьезно теорией и историей русского стиха, Шевырев считает, что Пушкин и поэты его предшественники (Батюшков, Жуковский) «содействовали окончательному образованию художественных форм стихотворного языка», что закончился период поэтов, которых Л. Я. Гинзбург назвала «школой гармонической точности». Он уверен, что прежний период должен смениться новым периодом поэзии мысли, для которого нужна  соответственно новая форма, теоретически  совершенно объективно предвосхищая некрасовскую реформу стиха.

По мнению Шевырева, Баратынский и является таким поэтом мысли: «Направление, которое принимает его муза, должно обратить внимание критики. Редки бывают ее произведения; но всякое из них тяжко глубокою мыслию, отвечающею на важные вопросы века». Стихотворение «Осень» – пример такого произведения. Анализируя текст «Осени», критик не случайно выделяет изображенную в ней картину мира, за которой следует переход в «мир внутренний», потому что поэт «спустился в свою душу».

Психологическое осмысление души современного человека, по Шевыреву, «свидетельствует зрелость таланта». Критик ценит талант Баратынского, который «не хотел окончить хладною картиной разочарования: он чувствовал необходимость предложить утешение». Шевырев  объясняет глубочайшие способности понимания поэтом своего времени, своих современников, о чем говорит Баратынский в «Осени». Критик солидаризируется с поэтом в том, что невозможно передать «тайны жизни миру»: «Иногда голос гения, вещателя дум общих, пробуждает умы и находит в них отзыв, как ураган в волнах океана; но глагол высшего понятия принадлежит человеку лично и исключительно  и не может, отторгнувшись от души его, перейти в другую душу. <…> Тайна каждой души в ней самой: бесконечное выражено быть не может» (Курсив мой – Н.Ц.).

В философских понятиях объясняет Шевырев главную мысль стихотворения «Осень», противопоставляя ее текст и его творца современной словесности и жизни – олицетворенной посредственности и пошлости:

Вот буйственно несется ураган,

   И лес подъемлет говор шумной,

И пенится, и ходит океан,

   И в берег бьет волной безумной:

Так иногда толпы ленивый ум

   Из усыпления выводит

Глас, пошлый глас, вещатель общих дум,

   И звучный отзыв в ней находит,

Но не найдет отзыва тот глагол,

Что страстное земное перешел.

В этих стихах передано ощущение  коренного родства поэта с мировым целым, которое не дано миру пошлости и «вещателю общих дум». Ведь только у великого поэта есть тяга к мировым вопросам, которые никогда не задает дюжинный поэт. Современный исследователь справедливо считает, что  «главной, по сути дела единственной целью его подвижнической жизни в поэзии» было «сообщать своим стихам красоту правды». Именно об этом говорит Пушкин, размышляя о личности и поэзии Баратынского: «Никогда не старался он угождать господствующему вкусу и требованиям мгновенной моды, никогда не прибегал он к шарлатанству, преувеличению для произведения большего эффекта, никогда не пренебрегал трудом неблагодарным, редко замеченным, трудом отделки и отчетливости, никогда не тащился по пятам, увлекающего свой век гения <…> он шел своей дорогой один и независим».

Быстро забытый своими современниками, Баратынский заново открыт и по-настоящему востребован поэтами Серебряного века. Традиции его окажут большое влияние на  поэзию А. Ахматовой, А. Блока, Н. Гумилева… В этот исторический момент они его перечитывают, изучают, ведут с ним диалог. Высоко ценят Баратынского лучшие поэты конца 20 века, глубоко чувствуя с ним связь, испытывая особое притяжение его личности, современность тем и образов его философской поэзии (Д. Самойлов, А. Кушнер, И. Бродский…).